1.
Случилось это в Пригожах. Дело было в зимнюю пору, да настолько студеную, что и выходить то из дома не хотелось, а коли, по хозяйственной надобности оно и было нужно, то делалось с особой неохотой. Бабы, позабывшие такие морозы, давно уж попрятали все шубы, шали вязаные да шапки-ушанки на антресоли либо в темные шкафы. Однако, при такой стуже — только выйдешь на двор, а лицо уж так и щиплет да норовит дыхание сбить висящая в воздухе патока морозная, что порой воротишься сразу в дом, и без шапки овчинной и медвежьего полушубка с высоким воротом (чтоб и лицо спрятать) ни шагу наружу.
В один из вечеров такой вот морозной напасти, постучалась к нам соседка, бабка Кожевниха, да с беспокойной историей; внук ейный, Никитка, пошел давеча скотинку в стойло загнать, да пропал. Долго не было его, она уж и на стол собрала, да пошла во двор; кличет, кличет – а никто не отзывается. Весь двор обошла, скотина на месте стоит – а его и нет нигде. Та вот к нам и пришла за подмогой.
Перво-наперво, пытали у Максимки, сынка моего, ровесника Никитки, где тот озорник быть мог. Да тот путного так и не сказал ничего. Мол, сам он по себе среди детворы местной особливо держится. На речку не бегает, ни в лес с ними. И отправились мы с Максимкой до Кожевнихи, чтоб уж поиски начинать.
2.
Дом их стоит в наших Пригожах с самого края, да не с того края где въезд и выезд к городам, а так, что за двором их сразу лес начинается. Покричали во дворе, везде заглянули – амбар, подполье, стойло. Максимка даже на чердак залез, да и там нет Никитки. Тут уж и я подумал – вдруг неладное что случилось с ним. А Максимка зовет меня на задний двор, а там следы, еле заметные, похожи на Никиткины – и прямиком в лес. Кожевниха причитать тут начала, мол, внучек родимый запропастился, али его силы темные в лес затянули.
Кожевнихе наказали дома сидеть – ждать Никитку, ежели явится, а сами мы пойдем с Максимкой до лесу, там поглядим его. Сходили мы домой для начала; Максимке ножичек дал складной (то он обрадовался), а сам взял ружьишко – потому как в лесу оно всяко быть может. Фонарь взяли, из города подарок привезли, вот и сгодился.
И отправились в стужу такую в лес. Идем, значит, кричим «Никитка! Никитка!», а в ответ нам только эхо слабое, волки воют да деревья трещат от мороза. Максимке наказал по пути на деревьях засечки ножичком ставить, чтоб не заплутать. Оно и понятно — по следам нашим же обратно можно выйти, но коли снег пойдет, тогда беда.
Долго шли и следы Никиткины кончились. Снегом замело. Тут Максимка и говорит, а что если, из ружья выстрелить — и Никитка услышит, да и мы от себя живность дикую отпугнем. Зарядил я ружьишко и только собрался по верхушкам деревьев выстрелить, как вдруг, слышу, треск поленьев, да сбоку зарево крохотное, словно костер. Мы с Максимкой туда. Полянка небольшая, костерок горит, дрова наготовлены, а рядом Никитка на пеньке один сидит. А на полянке на той – видимо невидимо следов звериных разных, от мала до велика.
Никитка нас увидел, обрадовался. Пока грелись у костра недолго, расспросили плутальца нашего о его походе, да он нам толком ничего и не сказал. Мол, заблудился, да и лесничего встретил местного – он костер и сготовил. Только вот за лесом этим не поставлено никакого лесничего, уж я то знаю; и непонятно кого мог встретить Никитка здесь, а потому, затушили мы костер и двинулись в Пригожи обратно. Ведь время нынче такое – встретишь зверя в лесу либо человека и непонятно, кто хуже окажется.
При подходе к дому Кожевнихи было ясно, что не спит она – дым шел из трубы, да и свет в окнах горел. Привели мы скитальца нашего, а она и давай поначалу радоваться, а потом причитать опять, что он бабку старую совсем не бережет, ведь извелась она в думах окаянных. И давай расспрашивать его, за каким таким бесом в лес он поплелся. Так, пока грелись мы у печки, да ужинали, поведал нам Никитка свое приключение.
3.
Отправили Вы меня, бабушка, скотинку в стойло загнать. Уж закрыл я их, и до дому шел; слышу за задним двором, кричит кто-то «Помогите…!». Да протяжно так, словно и не просьба о помощи. Я туда, а голос ближе к лесу, все так же «Помогите…!». В лесу уж иду, сквозь деревья разглядываю, кто кричит как опять «Помоги мне…! Помоги, Никитка». Ну, думаю, странные дела какие-то, раз по имени кличут. И только хотел развернуться и воротиться домой, как ветер налетел, аж на ногах насилу устоял. Да метель такая взыгралась, что руку протяни, а ее не видать из-за снега. Как налетела резко, также и утихла. Гляжу, а дороги то обратно не разглядеть, замело следы все. Двинулся помаленьку, да далеко не уйдешь по такому ознобу. Прилег я к дереву, да так и задремал укутавшись.
Очнулся я на полянке. Костер горит, а по сторонам смотрю, и диву даюсь. Потому как на полянке этой, живности дикой различной — просто яблоку упасти негде. Вот и лисица сидит рядом с зайчишкиным выводком; волчья стая вокруг кабана играючи вьется; полёвки по медведю бегают; полным полно живности – и олени, и белки, и ежи и много других. А рядом со мной, дяденька сидит – огроменный, словно богатырь. Говорит «Ну что, Никитка, не околел вконец, а?» да улыбается по-доброму. Я говорю, мол, кто Вы, дяденька. «Да по-разному меня зовут здесь, а так почитай, я Лесничий. По лесу смотрю, заблудшим помогаю, да супостатов темных прогоняю с мест этих. А ты как очутился здесь?» Да, вот, говорю, на помощь кто-то звал. «Это Пастерья, бесова душа… Всякий час норовит с толку человека сбить, выманить в лес, да поиздеваться. А я вот, наоборот, гляжу, как бы она чьего краю не перешла. Иной раз человека в болото заманит, тот и сгинет там; а другого так и всего-то снегом с веток осыпет». А живность то говорю, чего здесь делает? «А где ж ей быть, как не в лесу. Со мною они ходят, помогают мне. Где советом, а где и тяжелую ношу подхватят». Вот, чудно, говорю… А живете то в Пригожах наших? «Да нет, мне в лесу вольготней… О, братец, да у тебя щека то вся белая, нешто отморозил?». И ладонью огромной своей, приложил к щеке, и тепло так стало, что аж немного закололо. «Ну вот, то дело, румяный, словно пирожок на сковородке. Ну, ты гляди, больше на Пастерьины хитрости-то не попадайся». Встал он, свистнул протяжно, но не громко и живность вся, как по команде, степенным шагом вглубь леса направились. Куда же Вы, дяденька Лесничий? «Да уж пора нам, а за тобой спасители придут сейчас». И ушел он вслед за животными, а тут вскоре и дядька с Максимкой подоспели.
Слушали мы да поверить не могли. Что ж за цирковое представление в лесу перед Никиткой было. Да и про Пастерью мы не слыхивали ни разу. А что уж до Лесничего так и вовсе будто придумки. А Никитка твердо уверял нас, что было наяву это. Решили мы с Кожевнихой, что вздремнул Никитка, да приснилось ему это.
Забылось вскоре приключение Никиткино, да только после случая этого не раз мы слыхивали, как некто людям в лесу помогал – огромный, аки медведь, да добрый. И прозвали в Пригожах его Лесничим.
Борисов Моисей
