– Мааам!.. Мамаа!..
Тишина.
Емеля недовольно поёрзал под одеялом, тяжело вздохнул и поднялся. У кровати в идеальном перпендикуляре стояли тапочки с облезлыми помпонами; под ночным колпаком, который маменька купила ему на блошином рынке, чесалась лысина. Спать в пижаме было душно, но так ему казалось надёжнее и правильнее. Емеля работал учителем физики и любил, чтобы всё наверняка.
Потирая платком мокрый лоб, учитель залез в тапочки и пошел на кухню. Там никого не было. В маминой спальне оказалось пусто; в кладовке, меж баночек с вареньем и старой гладильной доской, хозяйничала лишь мышь, – услышав Емелю, она с любопытством уставилась на его колпак. Колпак с человеком уныло закрыли дверь и пошли дальше.
Емеля включил телефон. Посыпались эсэмэски.
«Емеля Авдотьевич, с Днем варенья Вас! От всего 11А!))»
«Емуся милый я ушла в ларек. в холодильнике остатки холодца и торт покушай»
«Коллектив магазина «СтройСам» поздравляет Вас с днём рождения и дарит 15% скидку на модели кораблей 2017 года! Скидка действительна до 27 июня.»
Сообщения кончились.
Спустя час вернулась маменька. Емеля Авдотьевич к тому моменту загрустил и съел два куска торта. Колпак снял.
– Емуся, миленький, проснулся! Помоги с пакетами, сынок. Я тебе сегодня пирожные буду стряпать. Трюфельные называются, а рецепт-то Ягочка дала, ну разве не золото?
– Маменька, мне бы на работу сходить… И когда ты уже начнёшь пользоваться скатертью-самобранкой, что я дарил на Новый год?
Пышная приземистая женщина, именуемая маменькой, бодро всплеснула руками. Её бормотание смешалось с постукиванием дверцы холодильника.
– Тук… Самобранки эти ваши, придумали, вот ещё… Прошлая у меня за год сломалась, а стоила сколько, помнишь? Делать ничего не хотите, вот и маетесь глупостями. Тук… И сегодня же суббота, куда это ты? А холодец покушал? Тук!
Емеля помолчал и отвёл глаза. Ему было стыдно: он влюбился.
– У нас театральный спектакль в школе намечается, маменька. Всех помочь попросили. К двум.
– Вот так нате, надо ему, совсем стыд потеряли! В день рождения, тьфу… Сынок, ты только не задерживайся. Я гостей приглашу, Ягочку… Холодец-то покушай.
Емеля Авдотьевич мысленно застонал. Ягой звали их соседку слева. Ей стукнуло уже лет пятьдесят; она была дивно хороша для своих лет и необременительно образована, дважды замужем и – по её словам – трижды в разводе, что никак не укладывалось в его математически выверенной голове. Уточнить сие несовпадение он стеснялся. Он не раз замечал её хитрые взгляды, розовые тапочки на ногах и запах травяных настоек из квартиры, но об отношениях не думал. Емеля любил корабли.
А последние полгода ещё и учительницу литературы.
– Нет, маменька, не надо никого. Я, возможно, вернусь не один.
Мама огорчилась. Её чуткое, опытное в любовных делах сердце безошибочно определило нотки смущения в голосе сына. Причина для неё была ясна и возмутительна, как размер пенсии в почтовом конверте. Кроме соседки, она не признавала никаких кандидатур на роль золовки: Виолетта Павловна считала, что может передать своего Емусю лишь в столь же зрелые, опытные и крепкие женские руки. “Никаких молоденьких вертихвосток”, – твердила она подружкам во дворе. Где женщина увидела их в жизни лысеющего учителя физики, было неясно.
– Тогда пусть гость твой, коль навяжется, поможет мне с пирожными. Приводи к пяти.
Повышенные нотки во властном маменькином голосе сделали Емелю Авдотьевича ещё сутулее и грустнее. Учитель вздохнул и ушёл в школу.
***
Школой оказался кафетерий на пересечении Романовской и Кузнецкой улиц; там было несколько столиков, накрытых цветастыми скатертями в прорехах, картины с видами Ялты и барная стойка, а на ней – рыжий кот с хриплым мяуканьем пропойцы.
Василиса Премудрая в ожидании нервно грызла салфетку.
– Василиса, вы простите меня за опоздание, – сконфуженно забормотал Емеля, присев на краешек табурета. – Маменька, понимаете ли, пришлось обождать… жарко ночью, вспотел, а теперь надо идти пирожные готовить, которые трюфельные… и ещё эта Ягочка.., то есть, никакой Яги! Только мы с вами. Я хотел сказать, здравствуйте.
Василиса Премудрая рассмеялась.
– Ну, что вы распереживались, право. Я тут, знаете ли, сижу себе спокойно, о Толстом думаю. С детьми проходим, с девятым «Б». У него столько кулинарных рецептов в романах, представляете? Тогда не было никаких самобранок, и вы только подумайте: люди всегда готовили… (Василиса заговорщицки понизила голос) руками!.. А его женушка, Софья, так она целую книгу издавала. Там и пастила яблочная, и сливочный суп с фасолью, – просто ах! Наверное, и про пирожные что-то есть. Я, знаете ли, не особо разбираюсь в кулинарии, мне больше читать нравится… А Яга – сестра ваша?
Учительница литературы была мила и наивна, а Емеля Авдотьевич напрочь не умел вести себя рядом со столь обаятельными особами. В общем-то, и с не обаятельными тоже; но от вида вздёрнутого носика и василисиных распахнутых глаз у него особо потели ладони и отнимался язык. Когда он приглашал её в кафе, то от растерянности сказал, что нуждается в совете по литературе; звучало нелепо, но Василиса поверила. И даже принесла подарок.
– Емеля, я тут слышала, вы кораблями увлекаетесь. Вот, это вам.
На изящных пальчиках лежала копия испанского фрегата. Емеля хрюкнул; вид подарка окончательно растопил его неопытное сердце. Василиса работала у них уже полгода, за это время говорили они целых раза два или три. И он решительно подумал, что этого достаточно: сегодня он сделает ей предложение.
***
– Маменька, мы дома!
К пяти часам Емеля и Василиса Премудрая были в дверях. Под конец свидания он набрался смелости и пригласил ее к себе, «попотчевать». Весь день они обсуждали чревоугодие в литературе, и он счел, что именно так проводят время влюбленные люди; и вот они здесь. Василиса же чувствовала себя неудобно: ей с самого утра жали туфли.
– Здрассьте. Проходите, разувайтесь, здесь, ага… Давайте куртку, я повешу.
Виолетта Павловна двигалась так неспешно и холодно, что её неприступности позавидовал бы айсберг. Боря разочаровал её ещё сильнее, чем с утра. На вид Василисе было всего около тридцати.
– Маменька, знакомься – Василиса Премудрая! Учительница литературы. Специализируется на кулинарии девятнадцатого века. Будет тебе пом-м-могать…
Голос учителя физики, поначалу бодрый и радостный, в конце скатился в мычание. Василиса покраснела и хихикнула.
– Обожаю изучать рецепты. Но я, знаете ли, больше теоретик… Прямо как ваш сын, вот забавно!
Её никто не слушал. Виолетта Павловна удалилась, оставив их самостоятельно искать дорогу к кухне. Учитель физики зарылся лбом в вереницу плюшевых курток и не двигался: всю решимость он растратил на первые три фразы и совсем сник. Поиск пути лежал на Василисе.
***
– Вы, Ягочка – то есть Василиса, простите, – готовить-то хоть умеете? Или всё на самобранках своих? Включите-ка, милочка, плиту. Нужно повернуть вот эти рычажки и поднести огонь. Огонь берётся из спичек. Спички, чтобы вы знали, продаются на кассах. Не справитесь, Емуся поможет. А чем вы вообще занимаетесь, кроме этих книжек?
Айсберг по-прежнему завидовал.
Учительница литературы бодро радовалась, что сняла туфли, размахивала руками и непринуждённо рушила пирамидки из спичечных коробков.
Емеля Авдотьевич сполз под стол и боялся выглядывать.
– Ягочка, то есть Василиса, вот вам бисквит. Крошите. Четыреста грамм. Это как взвешивать себя, только не вставайте на кухонные весы. Поставьте на них блюдце.
Василиса Премудрая энергично крошила и щебетала о том, что раньше такого бисквита не было, поэтому вместо него крошили бы сладкие баранки с изюмом и сушеные сливы, а занимается она плаванием.
– Возьмите, Яго… дорогуша, сливочное масло со сливками, добавьте шоколад и растопите. Спички, те палочки для розжига, вы уронили за плиту.
Василиса, услышав о сливках, сразу же озвучила рецепт сливочного супа с фасолью; у Виолетты Павловны начало покалывать в сердце.
– Емеля, а вы что же под столом сидите, устали? Как вы считаете, суп со сливками и фасолью – это вкусно? Странно ведь как, представляете: и суп, и пирожные, а состав – сливки!.. И как самобранки со всем этим справляются! Кстати, а кот, который Шрёдингер, какой породы?
Маменька тем временем что-то недовольно вливала, размешивала, просила с поджатыми губами творожный сыр, вновь размешивала… Василиса Премудрая следила за ней с открытым ртом и шептала:
– Софья… Чистая Софья Толстая, право!..
Емеля бормотал теорию относительности и держал себя в руках, обхватив за плечи.
Скоро пирожные были отправлены в холодильник; наступила тишина. Учитель физики решил: пора.
– Маменька, Василиса, я должен вам кое-что сказать… Сегодня в кафе, то есть на репетиции, мы почувствовали связь, ну, мы с Василисой… – Емеля смущенно посмотрел на Василису Премудрую и – испуганно, краем глаза, – на маму.
– И, знаете… – он вздохнул. – Нам нужно пожениться.
Василиса прыснула. У Виолетты Павловны началась тахикардия.
– Ну, и шутник вы, Емеля, право!.. Развеселили. Я и вы – да это же просто ах!.. Знаете, как у Дюма: матлот из угря, – ну просто неприемлемо! Угорь, тушеный в вине, представляете? Умора, и только. А вы знаете, Виолетта Павловна, что раньше перцы фаршировали печёными голубями?
Отняв руку от сердца, женщина неуверенно произвела звук, похожий на кудахтанье.
– Да-да, голубями!.. Кстати, я тут голубей у вас видела у подъезда. Такие жирные, откормленные!.. Мечта девятнадцатого века!
Учительница с голубыми глазами и изящными пальчиками что-то ещё верещала под ухом, но Емеля уже ничего не слышал. Чувство обреченности его отпустило, и он понял, что хочет надеть пижаму, колпак и поставить перпендикуляром тапочки у кровати; мысль, что рядом с ними могли бы стоять ее, разбросанные и без помпонов, привела его в ужас. Он вдруг осознал, что ничего о ней не знает: а вдруг она, господь помилуй, ходит босиком?!..
Конечно, когда Василиса Премудрая рассмеялась, Емеля на секунду почувствовал, как его сердце разбилось, но потом всё же решил: пронесло. Отсутствие тапочек, разбросанные спички… Маменька бы не пережила. Да и голубей он не для того подкармливает.
Как хорошо, что Баба Яга, соседка по площадке, ничего не понимает в литературе.
Лойко Алина.
